Кен Фоллет

Ключ к «Ребекке»

Часть I

Тобрук

Глава 1

Последний из его верблюдов пал в полдень.

Это был белый самец-пятилетка, купленный им в Джалу, самый молодой и выносливый из трех и к тому же наименее норовистый – ему нравилось это животное, как вообще может нравиться верблюд человеку, другими словами, он почти не вызывал у него ненависти.

Они медленно поднялись по подветренному склону бархана, человек и верблюд, неторопливо опускающий большие, неуклюжие ступни в зыбкий песок, и остановились на вершине. Их взору открылся следующий бархан, за которым лежали еще тысячи таких же песчаных холмов, и, похоже, эта безрадостная картина привела верблюда в полное отчаяние, его ноги подкосились, он ткнулся задом в песок и застыл, как изваяние, на вершине бархана, глядя перед собой с равнодушием умирающего.

Человек дернул за уздечку. Верблюд поднял голову и вытянул вперед шею, но встать не смог. Тогда хозяин со всего маху несколько раз ударил его ногой. Отчаявшись расшевелить животное, он вытащил острый, как бритва, кривой бедуинский нож и ткнул им в кострец животного. Из раны обильно потекла кровь, но верблюд даже не повернул головы.

Человек понял, что произошло. Ткани в теле животного, лишенные питания, перестали вырабатывать мускульную энергию. Ему случалось видеть, как подобное происходило с верблюдами на самом краю оазиса, окруженного спасительной зеленью: они не обращали на нее никакого внимания, потому что у них уже не было сил принимать пищу.

Он знал, что есть еще пара способов, которые можно было бы испробовать. Во-первых, заливать воду в ноздри животного, пока оно не начало бы захлебываться; или разжечь костер под его задними ногами. У путника, однако, не было ни воды, ни дров для костра в достаточном количестве, а кроме того, ни тот, ни другой способ не давали реальных шансов на успех.

Так или иначе, остановка все равно была необходима. Солнце стояло высоко и палило нещадно. В Сахаре начиналось долгое лето, и полуденный зной достигал 110° по Фаренгейту в тени. [1]

Не снимая поклажи с верблюда, человек открыл одну из походных сумок и достал палатку. Повинуясь инстинкту, он еще раз осмотрелся, но не увидел ни тени, ни другого убежища от палящего солнца – спрятаться было негде. Тогда он поставил палатку около издыхающего верблюда – прямо на вершине бархана.

Усевшись по-турецки у входа в палатку, путник начал готовить чай. Разровняв небольшой участок песчаной поверхности, он сложил на нем в пирамидку несколько драгоценных хворостин и зажег костер. Когда вода в котелке закипела, он заварил чай так, как это делают кочевники: налил кипяток в кружку, положил заварку, сахар, а затем перелил его обратно в котелок, чтобы чай настоялся, проделывая это несколько раз. Получился очень густой и довольно приторный напиток – самое лучшее, что можно было придумать для восстановления сил.

Жуя сушеные финики и дожидаясь, когда солнце уйдет с зенита, он наблюдал, как жизнь покидает верблюда. Этот человек научился сохранять спокойствие. По пустыне он проделал долгий путь, длиною более чем в тысячу миль. Двумя месяцами раньше он вышел из Эль-Аджелы на Средиземноморском побережье Ливии и прошел пятьсот миль прямо на юг через оазисы Джало и Куфру по направлению к пустынному сердцу Сахары. Там он повернул на восток и, никем не замеченный, перешел египетскую границу. Затем пересек скалистое пространство Западной Пустыни и у Харги повернул к северу; и вот теперь он почти у цели своего путешествия. Этот путник не был новичком в пустыне, но испытывал страх перед ней, который испытывает любой разумный человек, даже кочевники, которые проводят в ней всю свою жизнь. Никогда, однако, он не позволял страху полностью овладеть собой, вызвать панику или истощить его нервную энергию. Случиться может все что угодно: можно сбиться с курса и пройти всего в двух милях от спасительного колодца; бурдюки с водой могут дать течь или лопнуть; здоровые на вид верблюды могут заболеть через два дня после начала похода. Единственным ответом на все это было: «Иншалла!» – «На все воля Аллаха».

Наконец солнце начало клониться к западу. Путник оглядел поклажу, раздумывая, сколько он сможет унести на себе. Среди вещей были три небольших, европейского вида, чемодана: два тяжелых и один легкий – и все три представляли для него одинаковую ценность; еще – маленькая сумка с одеждой, секстант, маршрутные карты, продукты и бурдюк с водой. Все это больше, чем он мог унести, не говоря уже о том, что придется оставить палатку, чайный набор, котелок, планшет и седло.

Связав вместе три чемодана, путник привязал сверху одежду, продукты и секстант, приделав ко всему этому лямки из полос материи. Теперь, продев руки в лямки, можно нести весь этот груз на спине, наподобие рюкзака. Бурдюк для воды из козьей кожи он повесил себе на шею. Получилось тяжело.

Три месяца назад этот путешественник смог бы нести всю поклажу целый день, а вечером еще и поиграть в теннис – он был сильным человеком; но пустыня истощила его. Желудок ослаб, кожа покрылась многочисленными болячками, и он потерял фунтов 20 – 30 в весе. [2]  Без верблюда далеко не уйти!

Сжимая компас в руке, измученный странник тронулся в путь.

Он четко следовал указаниям компаса, удерживаясь от соблазна обходить барханы, поскольку вынужден был сам прокладывать себе курс, а даже незначительное отклонение могло бы роковым образом увести его на несколько сот ярдов [3]  в сторону. Путник двигался медленно, делая большие шаги. Отрешившись от страхов и надежд, он сконцентрировал внимание на компасе и на песке под ногами. Ему удалось забыть о физических страданиях, и он шел бессознательно, бездумно, а следовательно, без напряжения.

На пустыню опускалась вечерняя прохлада. Бурдюк с водой становился легче с каждым глотком. Он старался не думать о том, сколько воды еще осталось: по его подсчетам, он выпивал около шести пинт [4]  в день, а это означало, что на завтра воды уже не хватит. Стая птиц с гомоном пролетела у него над головой. Подняв голову и прикрыв глаза рукой от солнца, он узнал в них песчаных рябков, птиц пустыни, похожих на коричневых голубей, собирающихся в стаи утром и вечером, чтобы лететь на водопой. Они летели в том же направлении, что и он, а это означало, что он на правильном пути; они могли, правда, преодолеть пятьдесят миль в поисках воды, поэтому особой радости от их появления он не испытал.

На горизонте стали собираться облака, и пустыня начала остывать. Позади него солнце опускалось все ниже, превращаясь в огромный желтый шар. Прошло еще немного времени, и на пурпурном небосводе появилась бледная луна.

Путник начал подумывать о привале. Невозможно было идти всю ночь. Но у него не было ни палатки, ни одеяла, ни риса, ни чая. Кроме того, он был уверен, что где-то рядом находится колодец: по его расчетам – совсем близко.

Он продолжал шагать. Спокойствие постепенно покидало его. Жестокой пустыне он противопоставил все свои силы и опыт, но теперь ему стало казаться, что он проиграл. Он вспомнил верблюда, которого оставил умирать; вспомнил, как тот лежал на бархане, обессиленный, в ожидании конца. «Я-то не буду ждать смерти, – подумал человек, – когда она станет неотвратимой, я рванусь ей навстречу». Многочасовая агония и медленное сумасшествие – это не для него, это было бы недостойно. У него еще оставался нож.

Эти мысли привели путешественника в такое отчаяние, что он уже не мог бороться со страхом. Луны больше не было, но звезды ярко освещали пустыню. Перед ним возник образ матери, и она сказала ему: «А я ведь тебя предупреждала!» Затем он услышал шум поезда, колеса которого медленно стучали в такт его сердцу. До него донесся запах жареной баранины. Странник взошел на бархан и увидел отсвет костра, на котором жарилось мясо, а рядом с костром мальчишку, который обгладывал косточку. Вокруг костра стояли шатры, стреноженные верблюды щипали колючки, а за ними виднелся колодец. Он шагнул прямо в это видение. Люди, находившиеся там, вздрогнули, напуганные его появлением. Высокий мужчина встал и заговорил с ним. Путник размотал повязку, закрывавшую его лицо.